Наказание как месть. Месть палача

В психологии существует точка зрения, согласно которой все формы принципы наказания, даже самые простые, являются выражением мстительности.

Более того, известно, что месть нередко становится чрезмерной и приводит к преступлениям.

Именно поэтому К. Меннингер говорил о «преступлении наказания». Как показал Эрих Фромм, подобная природа мести ясно выражена уже в Ветхом Завете: закон возмездия в виде формулы «Око за око, зуб за зуб» требовал наказывать детей за вину отцов до третьего и четвертого поколений.

Здесь самое интересное то, что такое требование приписывается Богу, то есть совершается атрибуция к высокому авторитету, благодаря чему требование мести приобретает легитимность. Легитимизация путем атрибуции мстительности самому Богу позволяет верующему, без внутренних конфликтов и страданий, совершить чрезмерный акт возмездия, наказывая даже невиновных. Дети ведь, например, не совершали преступлений. Их отец нарушил заповеди Бога, применяя насилие к другому человеку, и Бог отвечает не равноценной, а чрезмерной мстительной агрессивностью. Такое требование древних евреев было, по-видимому, связано с их верой в силу наследственности, в то, что преступные склонности отца передаются его детям, что, конечно, не всегда так. Но Бог древних евреев делает уступки тем, кто верит в него. Для них он готов творить милость «до тысяч родов».

Государственное наказание, предусмотренное законом, наказание индивидов также вызывает проблему мести: является ли оно мстительностью? Можно ответить, что да, в психологическом смысле законное государственное наказание тоже месть, но особенно в тех случаях, когда уровень наказания не соответствует тяжести содеянного индивидом преступления. Однако встречаются различные случаи.

• Наказание более мягкое, чем необходимо, неадекватное совершенному преступлению. В этом случае наказание тоже месть, но данный его аспект выражен слабо. Наоборот, здесь видим великодушие, желание законодателя прощать, перевоспитывать, дать человеку возможность для духовного роста, созревания как личности. Если преступник понимает это намерение законодателя и идет ему навстречу, тогда получает большую пользу. Но это бывает нечасто.

• Равноценное наказание – это справедливая месть. И преступники в таких случаях обычно понимают, что наказаны по заслугам, справедливо.

• Чрезмерное наказание – это уже месть в подлинном смысле слова. В таких случаях законодатель не имеет намерения изменить личность преступника в лучшую сторону. Ему важнее пугать его, подвергать страданиям. Тут, безусловно, есть элементы садизма.

Чрезмерное наказание, как свидетельствуют современные социально-психологические исследования, не вызывает в личности мотива психического роста и созревания. У него имеется полноценное внешнее оправдание, вследствие чего появляется желание отвечать на несправедливость новыми агрессивными действиями. Внутренний импульс к преодолению своих преступных намерений и к самосовершенствованию возникает при мягком и справедливом, адекватном наказании. В таких случаях у личности появляется внутренний конфликт, когнитивный диссонанс, что и приводит к адекватным психическим действиям.

Очевидно, что теории конфликтов и особенно когнитивного диссонанса позволяют открыть новые грани проблемы мести и мстительности человека, в том числе государственной мести. Если исходить из сформулированных выше идей, то можно сказать, что чрезмерная строгость правил, например мусульманского права, как они даны в Коране и шариате, вряд ли способствуют совершенствованию людей. Под страхом наказания люди, может быть, воздерживаются от совершения многих преступлений, но страх вызывает развитие конформизма, трусости и агрессивности. Люди с подобными чертами характера готовы найти козлов отпущения среди «неверных» народов. В этом кроется одна из причин сверхагрессивности и беспощадности верующих садистов во времена межэтнических и межрелигиозных конфликтов и войн.

Желание реванша после поражения на войне с другим государством – мотив отмщения уже на уровне этнонаций и государств.

Когда говорят о реванше, то обычно в качестве примера приводят поражение Германии в Первой мировой войне 1914-1918 годов и желание немцев отомстить своим обидчикам, навязавшим им унизительный Версальский договор. Это интересный и важный по своим историческим последствиям пример, и он заслуживает более подробного социально-психологического анализа.

Однако следует иметь в виду, что в истории человечества таких примеров очень много: победа одной нации неотделима от поражения другой. В психике представителей проигравшей стороны возникает мотив отмщения, военно-политического реванша. Подготавливается новая война, по окончании которой появляются новые победители и проигравшие, новая проблема реванша. Достаточно исследовать историю взаимоотношений Ассирии и Вавилона с соседними государствами и народами, чтобы воочию убедиться в реальности подобных цепных реакций. Явление реванша имеет сходство с кровной местью родов и племен. Подобная цепь событий приводила к уничтожению целых государств и народов, в том числе Ассирии и Вавилона и ряда других. Таковы последствия многих межэтнических и даже внутриэтнических конфликтов. Из событий XX века достаточно вспомнить геноциды армян и евреев, кровавые события в Кампучии, Индонезии, ряде африканских стран. Месть наций, государств, социальных классов и их политических партий обладает мощной разрушительной силой, являясь причиной многих широкомасштабных преступлений. Социальные революции также в психологическом смысле являются проявлениями в массовом порядке мстительности обездоленных, хотя в своих идеологиях революционные группы сублимируют эти мотивы и сочиняют высокие, возвышенные мотивировки. Вся деятельность режима Ленина и Сталина в СССР была насыщена жаждой мести маргиналов. Она была поднята на уровень государственной внутренней и даже внешней политики.

Зависть, социальное сравнение и справедливость

Выше уже сказано, что зависть является комплексным переживанием и в ней ведущее место занимает агрессивность. Правда, говорят также о «доброй зависти», но это просто чуть менее злая зависть. Ведь в «комплексе завистливости» может присутствовать агрессивность различной степени интенсивности.

Зависть возникает в результате социального сравнения. Когда индивид А сравнивает себя с индивидом Б по определенным характеристикам и приходит к выводу, что Б превосходит его, у него возникает специфическое и сложное переживание – зависть. Это переживание – результат восходящего социального сравнения. Вопрос о том, когда человек переживает зависть при нисходящем социальном сравнении, здесь не обсуждается, хотя вполне возможно и такое парадоксальное явление.

Можно предположить, что зависть бывает более или менее интенсивной тогда, когда индивид А осознает и убежден, что превосходство Б несправедливо. Несправедливым можно считать что угодно: и то, что Б имеет более мощные наследственные задатки, и то, что он более удачлив; что на его пути встретилось больше доброжелательных людей и меньше завистников и серьезных противников; то, что он здоровее и работоспособнее... Все эти превосходящие качества и приобретения Б могут оцениваться как несправедливые.

Зависть – выражение фрустрированности человека. Чем устойчивее, глубже и разрушительнее зависть, тем сильнее фрустрация личности. Но парадокс состоит в том, что зависть, как комплексная реакция на фрустрацию, возникнув в результате восходящего социального сравнения, сама может в дальнейшем стать мощным фрустратором. Люди редко признаются в том, что завидуют кому-либо, поскольку такое признание наносит прямой вред самоуважению и всей «Я-концепции».

Осознав свою зависть и вторично переживая фрустрацию, человек непроизвольно прибегает к помощи ряда защитных механизмов. В адаптивный процесс включается также механизм вытеснения мучительного переживания зависти, вследствие чего ее агрессивный компонент может частично направляться на ее носителя: завистливый человек совершает ряд актов самоагрессии.

Наконец, как уже отмечалось ранее, с целью дискредитации того, кому он завидует, индивид А может использовать механизм атрибуции и, в частности, проективной ее разновидности. Когда удается дискредитировать Б, тогда «чувство», комплекс зависти идет на убыль. Нередко ведь о крупных специалистах и деятелях, достигших значительных успехов, обычные люди, не совершившие ничего выдающегося, говорят: «Он хороший специалист, но плохой человек».

Вспомним известное изречение Оноре де Бальзака, который, как гениальный психолог-любитель, догадался об одном аспекте этой проблемы. Он говорил, что женщины у простых мужчин стремятся обнаружить достоинства, а у выдающихся мужчин – недостатки. Но ведь женщины, хоть нередко и обладают развитой социальной интуицией, чаще всего – люди средних способностей и интенсивно завидуют как друг другу, так и выдающимся мужчинам.

Еще раз отметим важнейшую основу зависти: завистник считает, что успехи и достоинства другого – признаки несправедливости. Завидуя и стремясь причинить вред людям, завистники рационализируют свое агрессивное и унижающее человеческое достоинство поведение как борьбу за справедливость. Ведь мотивация борьбы за справедливость – самая возвышенная! Такая мотивировка превращает собственную вредоносную активность в нечто значительное в собственных глазах. В результате самый заурядный человек, а чаще всего группа таких людей, преследовав и даже уничтожив выдающегося человека, могут переживать чувство исполненного долга перед обществом. Реально же они таким путем укрепляют власть серого большинства, не способного на творчество и благородные поступки.

Нисходящее социальное сравнение и парадоксальная зависть

Обычно, осуществив нисходящее социальное сравнение и осознав свое превосходство, люди переживают чувство гордости. Но бывают и парадоксальные случаи, когда эта закономерность нарушается. Такие исключительные случаи представляют особый интерес, поскольку подчиняются какой-то другой психо-логике.

Когда индивид А в результате сравнения себя с Б, превосходящего его по определенным существенным характеристикам, переживает зависть, это понятно. Восходящее социальное сравнение вызывает насыщенную большей или меньшей агрессивностью зависть. Проблема, которая здесь интересна, следующая: возникает ли зависть при нисходящем социальном сравнении? Может ли индивид А, превосходящий Б по интересующей его характеристике, завидовать этому самому Б, который от него отстает? Такие случаи встречаются, это часть известной в психологии эмпирической психологической реальности, и для объяснения таких случаев предложена гипотеза, состоящая из следующих утверждений:

1. подобные случаи – парадоксы, подчиняющиеся иной психо-логической схеме, чем описанная выше обычная зависть;

2. такая парадоксальная зависть возникает вследствие действия следующих причин:

• в процессе нисходящего сравнения вовлекаются другие характеристики, которые могут даже не осознаваться. В результате такого подсознательного вовлечения новых личностных характеристик социальное сравнение становится более сложным, многоуровневым психическим процессом. Например, А может завидовать более спокойному, размеренному образу жизни Б, пусть даже у него меньше достижений и престижа в обществе;

• А может считать Б недостойным своих успехов;

• А может считать Б соперником, стремящимся догонять его. Тогда А будет стремиться блокировать успешную деятельность Б, то есть фрустрировать его;

• А может считать, что успехи достаются Б намного легче, чем достались ему самому, обстоятельство, которое также может вызвать чувство зависти.

Как нетрудно видеть, социальное сравнение и возникающее на его основе переживание зависти в ее различных вариантах – сложнейшее явление. Его более глубокое исследование в контексте проблем человеческой агрессивности – задача первостепенной важности. Ведь в реальной жизни агрессивность проявляется не изолированно, а чаще всего в составе таких психологических комплексов, как зависть, нарциссизм, комплекс неполноценности или, наоборот, комплекс превосходства, авторитарный комплекс как стиль поведения и т. п.

Месть палача

В современных тюрьмах работают палачи, которых, например, в России, называют «стрелками». При приведении приговора о смертной казни в исполнение они надевают маску. Это, по-видимому, делается не только для того, чтобы остаться неузнанными. Маска, известно, деперсонализируя человека, усиливает его агрессивность. Это позволяет палачу действовать более уверенно.

Вот как описывает процедуру исполнения приговора один из палачей, с которым корреспонденту газеты «АиФ» А. Григорьеву удалось побеседовать. Отметим, что палач выполнял свои обязанности первый раз в жизни.

«И вот я в коридоре молчания. Стою, дожидаюсь смертника. Вынул из кобуры “Макаров”, осмотрел, дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель. Наконец-то появились участники акции: впереди осужденный, за ним – конвоир, прокурор, начальник тюрьмы и тюремный врач. Приговоренного к смерти подвели к торцевой стене, поставили на колени. Он был в шоке. Не плакал, не метался, не молил о пощаде. Никаких признаков борьбы за жизнь. Зачитали приговор. Все отошли. Наступила моя очередь. Дали команду стрелять. Я подошел, рука дрожала. По спине тек холодный пот. В глазах плыли черные пятна. Меня мутило. Взял себя в руки. Прицелился. Выстрелил в темя. На стену брызнули мозги и кровь. Входное отверстие было небольшим, а вот выходное... Позже у меня такое случалось крайне редко.

Застрелить человека с первого раза – большое искусство. Пришлось даже курс анатомии повторить. А вот в первый раз, как говорится, вышел блин комом. Преступник как-то неестественно выгнулся и упал. Прошло столько лет, а я до сих пор помню немой вопрос в его глазах. Мне стало не по себе. Врач раскрыл свой чемоданчик, достал валидол, дал мне и сказал: “Ничего, привыкнешь!” Затем комиссия освидетельствовала труп, констатировала смерть и, подписав протокол, удалилась. А я еще долго смотрел на безжизненное тело. Затем, когда солдаты уносили мертвеца и замывали испачканные стены, мне показалось, что меня кто-то окликнул. Говорят, так бывает... Даже фронтовики долго помнят своего первого убитого врага.

После этого я почти сутки никак не мог уснуть: все размышлял над тем, что я как бы невольно сам стал убийцей. Родители не могли понять, что со мной происходит. Они думали, что у меня нервное расстройство из-за размолвок с женой».

Тяжелые переживания палача были обусловлены не только его неопытностью, но и тем, что он не был знаком с уголовным делом осужденного. И вот он достиг понимания следующего: «Позже, когда у меня появился профессионализм, я узнал, что перед приведением приговора в исполнение нужно обязательно ознакомиться с уголовным делом осужденного. Это придает оттенок возмездия и не так сильно травмирует душу». Возмездие как специфический вид ответной, защитной агрессии есть реакция не на личностную фрустрацию, а на фрустрацию и убийство преступником других людей. Если у палача возникает «чувство возмездия», значит, он в определенной мере отождествляет себя с жертвами преступника, в которого ему предстоит стрелять.

Палач и жертва

Осужденные на смерть преступники, которые теперь уже сами становятся жертвами палача, бывают разные.

Тот же «стрелок», которого корреспондент «АиФ» условно назвал Максимом Николаевичем Бойко, рассказал, что ему за долгие годы службы попадались и тихие, и агрессивные осужденные. Вот как он описывает расстрел известного преступника Корейца: «Однажды пришлось мне стрелять Корейца. Преступник авторитетный. На его счету было 13 трупов. Его даже конвоиры боялись... Когда он смотрел на человека, то казалось, что своими узкими азиатскими глазками он прожигает человека насквозь. Ознакомившись со злодеяниями Корейца, я во время казни испытал желание как можно быстрее пустить ему пулю в голову. Однако не тут-то было. Кореец напрочь отказывался становиться на колени.

Он нагло смотрел мне в лицо и ухмылялся. Я произвел выстрел, но он даже не упал. Пуля попала ему в голову, а он продолжал стоять. И вдруг сорвался с места и кинулся на стоявшего неподалеку прокурора. Пришлось сделать еще три выстрела. Умирал Кореец минут двадцать. Весь окровавленный, ползал по бетонному полу и хрипел».

Если в случае Корейца палач действовал агрессивно, даже с ожесточением, то у него бывали и психологически совсем другие ситуации. Вот как он описывает свои переживания в один из таких моментов:

«Довелось мне отправлять на тот свет и бывшего директора Елисеевского магазина. Хорошо помню, как он после зачтения приговора громко так сказал: “Вы еще не раз пожалеете об этом, потому что я жертва интриг и не более того”. Похоже, он говорил правду. Дружба с тогдашними сильными мира сего не пошла ему на пользу. При первой же возможности они подвели его под расстрельную статью. Впервые у меня зародилась жалость к этому симпатичному человеку. Но, увы, в той ситуации мне ничего не оставалось делать. Я лишь постарался убить его с первого выстрела, чтоб не мучился». Как видно, чувства жалости и сопереживания не чужды и профессиональным палачам, что еще раз свидетельствует о двойственности природы человека, о сочетании в нем добра и зла.

Палач рассказал далее, что бывали случаи, когда приговоренные к смерти люди были в предынфарктном состоянии и их приходилось сначала лечить до полного выздоровления, «поскольку больных казнить нельзя». Но возможно ли вылечить человека, особенно с больным сердцем, если он знает, что приговорен к смерти? Или, быть может, даже в таком положении у людей всегда остается надежда на чудесное спасение?! Этот очень интересный вопрос подлежит исследованию не только в психологии агрессии, но и в области психологической танатологии.

Палач, как видно из рассматриваемых случаев, может быть даже социально мыслящим человеком, специфически оценивающим собственную деятельность. Как человек, он нуждается в вере в свою ценность, в то, что совершает полезное для людей дело. Убийство, как крайняя форма агрессии, пусть узаконенной, он интерпретирует как социально полезное и даже богоугодное дело. Последний отрывок из той же публикации:

«Во всем мире, в том числе и у нас, идет большая полемика по поводу отмены смертной казни. И, может быть, правы те, кто говорит: один человек не вправе отнимать жизнь у другого. Согласия по этому вопросу в обществе нет. И пока моя профессия сродни ассенизаторской. Я землю от нечистот спасаю. Так уж повелось, что определенная часть людей попадает под влияние сатаны и гадит всем остальным, убивая, насилуя, унижая человеческое достоинство. Задача палачей – очистить от них землю. Мне часто задают вопрос: верю ли я в Бога? Верю! И говорю это искренне. Только вера во Всевышнего не привела меня в сумасшедший дом. Через некоторое время я предстану перед Богом и уверен, что он скажет мне спасибо за умерщвление подонков, которые мешали жить остальным людям. Скажу честно, что у меня хорошее здоровье и я прекрасно сплю. И никаких угрызений совести. Я выполняю нужную миссию и этим горжусь».

Здесь можно считать очень важной вскользь высказанную мысль о том, что без веры в Бога он бы давно сошел с ума. Вера в высший авторитет, которому приписывается одобрение своих действий, как высшая форма легитимизации роли палача спасает его от психического заболевания, которое у него могло бы развиваться из-за тех тяжелых переживаний, которые он неизбежно имел в связи со своей деятельностью. Поэтому агрессия палача вдвойне авторитарная: он, стреляя в голову осужденного, выполняет решение начальства и суда, а также волю Всевышнего, представление, которое сам создал для себя. Отсюда, как он утверждает, отсутствие угрызений совести и крепкий сон. М. Бойко в значительной степени свободен от ответственности, которая проецирована на авторитеты, и может жить спокойно. И он явно сублимирует свою деятельность. Но разбор данного случая позволяет предложить ряд более общих проблем.

Кто берет на себя роль судьи и мстителя?

Есть много людей, которые, ненавидя кого-либо, не предпринимают шагов для отмщения, оставляя это дело властям, авторитетам и Богу. Но есть и такие, кто берет дело отмщения в собственные руки. Кто они, эти мстители?

Эрих Фромм, касаясь данного вопроса, отметил: чтобы отомстить, человек должен не только чувствовать несправедливость положения вещей. «По всей видимости, человек тогда берется вершить правосудие, когда он теряет веру... В своей жажде мести он больше не нуждается в авторитетах, он “высший судия”, и, совершая акт мести, он сам себя чувствует и ангелом и Богом... Это его звездный час».

Но возможны и другие случаи. Мститель может считать, что является посланником Бога и, наказывая людей, выполняет его волю. Ведь так действовали многие, считавшие себя пророками. Из истории религий это хорошо известно. Получая слово Бога прямо от Всевышнего, пророк решает, что все те, кто не исповедует его веру, становятся «неверными» и достойны строжайшего наказания. Суд совершается от имени Бога, ради Аллаха, а пророк и его последователи – лишь исполнители Его воли. Это явление наблюдается и в христианстве, и в других религиях: основатели мировых и иных религий, пророки, высшие должностные лица церквей осуществляли и продолжают осуществлять правосудие от имени Бога. Инквизиция – тому убедительное свидетельство.

Церковь мстила людям за свободомыслие, но – от имени Бога. Здесь инструментом мести является авторитарная агрессия.

Поэтому, эту проблематику можно расширить путем привлечения и анализа обширного исторического материала. Когда человек начинает считать себя Богом? В каких случаях человек совершает поступки от имени Бога? Когда человек считает себя и представителем Бога, и полубогом-получеловеком, как некоторые пророки, в том числе Христос, о природе которого богословы до сих пор ведут споры? В аспекте права на отправление правосудия и наказания, на месть и оправдание данные, казалось бы абстрактные, вопросы до сих пор еще не рассматривался со всей серьезностью, во всяком случае в психологии. От того, как они решаются представителями различных религий, как нам кажется, вытекают интересные различия религиозных идеологий и церквей.

Нарциссизм и мстительность

Уже из повседневных наблюдений и из предыдущего изложения нетрудно заключить, что наиболее мстительными являются индивиды с явно выраженными нарциссическими чертами характера. Сразу же можно предположить, что наиболее агрессивны и мстительны те этнонации, в характере которых нарциссизм занимает одно из ведущих мест. Дело в том, что, как показали исследования политических лидеров нарциссического типа, они очень чувствительны к ущемлению их прав и интересов, они принимают фрустрации, особенно оскорбления, весьма болезненно: порог их толерантности к воздействиям фрустраторов очень низок.

Вследствие этого даже при слабых фрустрациях и стрессах они приходят в гневливое состояние и утверждают, что по отношению к ним люди поступают несправедливо. Такая, нередко весьма субъективная, убежденность в том, что являются жертвами несправедливости, оказывается для них достаточной основой для того, чтобы предпринимать насильственные действия. Представители этого типа считают себя выше других и приписывают себе право ненавидеть их. У нарциссов, таким образом, мы видим особого рода положительные атрибуции себе желательных черт и прав по отношению к другим людям. У этого типа людей мстительность является чертой характера и выражается уже при малейших потерях и оскорблениях. При этом нарциссы не всегда чувствительны к достоинству и переживаниям других людей, просто игнорируют их.

Все это означает, что если индивид видит перед собой крайне мстительного человека, то можно предположить, что он должен иметь акцентуированную черту характера – нарциссизм. С этой точки зрения все еще не исследованы личность и поведение таких известных деятелей, как Гитлер, Сталин и другие, несмотря на то, что о них уже существует обширная литература. Например, Сталин был патологически мстительным человеком, но эту черту вместе с сопряженными с ней остальными его чертами до сих пор никто не исследовал. Но ведь комплекс характера, включающий нарциссизм и мстительность, оказывает установочное влияние на работу всех познавательных механизмов личности. Например, что такое злопамятство, которым так отличались упомянутые выше личности? Это избирательность работы памяти, мышления и воображения человека. Здесь имеет место быть четкое, живое воспроизведение образов бывших обидчиков и тех ситуаций, в которых они фрустрировали человека, это размышления о возможной мести, это составление мысленных планов желательных мстительных действий. Наконец, это осуществление мести, если жизнь предоставляет такую возможность. Именно это представлено в биографии Сталина, который, как уже было отмечено ранее, последовательно уничтожал всех своих обидчиков молодых лет, хорошо знавших его прошлое. Таким образом, в теории мести и человеческой мстительности, которую можно считать разделом психологии человеческой агрессивности, исследование злопамятства, как результата комплексной работы памяти, мышления и воображения, должно занимать ведущее место. Примеров злопамятных людей во всех сферах жизни и у всех народов – великое множество.

Кровная месть

Кровная месть, то есть отмщение за убийство члена семьи, рода или племени, в прошлом была широко распространена во всем мире и во все времена. Она до сих пор бытует в различных частях земного шара – в Азии, странах Африки и Америки. «Кровная месть является священным долгом: за убийство любого представителя семьи, племени или клана должен понести кару тот клан, к которому принадлежал убийца». Это форма наказания, однако, не только непосредственного виновника, но и членов его группы. Ответная агрессия как бы переносится и распределяется на всех тех, с кем преступник связан кровнородственными связями и имеет идентификацию: на его братьев, сыновей и других, в некоторых случаях – на всех соплеменников.

Такое явление, как кровная месть, охватывает широкий круг социальных связей, внутригрупповых и межгрупповых отношений враждующих общин. Кроме того, она представляет собою часть, «элемент» этнической культуры народа. Поскольку культуры, как системные образования, различны, кровная месть тоже как разновидность человеческой агрессивности у разных народов имеет свои особенности. Эти различия связаны также с различиями психического склада народов, в частности – их характеров. Поэтому исследование кровной мести вообще и ее этнических различий в частности является одним из путей развития этнической характерологии.

Этнические различия

Кровная месть у разных народов имеет различия по числу поколений, на которых она распространяется. В литературе приводится пример якутов, чей закон гласит: «Если пролилась кровь человека, она требует искупления». У этого народа исходя из данной нормы обычного права потомки убитого мстят потомкам убийцы до девятого колена.

Хотя у других народов закон не требует распространения кровной мести на такую глубину будущего, все же природа этой разновидности мести такова, что она нередко делает взаимную агрессивность и убийства бесконечным процессом. В результате у разных народов были истреблены целые семейства и роды.

У арабов, согласно сведениям первоисточников и трудов историков, кровная месть была широко распространена как до VII века н. э., то есть в доисламский период, так и после принятия мусульманской религии.

Этнический характер

Традиция кровной мести существует у самых разных народов с крупными различиями этнического характера. Когда речь идет о воинственных, агрессивных народах, то существование в их среде как внутриэтнического явления кровной мести представляется естественным. Однако есть сведения о том, что кровная месть имеется даже у самых миролюбивых народов. Э. Фромм пишет: «Кровная месть в порядке исключения встречается даже среди очень миролюбивых народов, например у гренландцев, которые не знают, что такое война, но знают кровную месть и не испытывают по этому поводу каких-либо страданий».

Однако проблема состоит в том, что кровная месть в этих различных культурных средах и при крупных различиях национальных характеров, в частности по измерению «агрессивный-миролюбивый», не может не иметь существенных различий, которые еще предстоит исследовать. Но это, скорее всего, уже проблема этнопсихологии.