Атипичное развитие. Половые различия и развитие

Когда Джеффри было 4 года, он не мог ходить и говорить и почти все время проводил в детской кроватке. Родители давали ему кашицеобразное питание прямо из бутылочки. После 6 лет, проведенных в любящей приемной семье, 10-летний Джеффри смог посещать класс коррекции в обычной начальной школе, где начал учиться писать печатными буквами и читать.

Девятилетний Арчи казался «непохожим на других детей даже тогда, когда только начал учиться в школе». Он нередко был «дезориентированным» и «рассеянным». Хотя по результатам теста его IQ соответствовал норме, Арчи с большим трудом овладевал чтением. Даже после нескольких лет работы с репетитором он может читать, только проговаривая текст, зрительно же Арчи не распознает даже знакомые слова.

Родители Джанис озабочены ее состоянием. С того момента, когда девочке исполнилось 13, стали очевидны происходящие с ней изменения. Она стала терять вес, несмотря на бурный рост, перестала звонить своим старым друзьям, стала апатичной и угрюмой. Такое положение вещей продолжается примерно 6 месяцев, и родители Джанис думают, что ситуация явно вышла за рамки нормальной. Они собираются обратиться к школьному психологу и рассмотреть вопрос о возможности семейной терапии.

Каждый из этих детей является в некотором смысле «атипичным». В жизни каждого из них течение процессов развития, каким-то образом сбилось с нормального пути. Джеффри – ребенок с синдромом Дауна, характеризующийся умственной отсталостью. Арчи страдает от неспособности к обучению, в то время как Джанис демонстрирует множественные признаки клинической депрессии.

Частота появления данных проблем

Насколько распространены подобного рода проблемы? Исходя из громадной практической важности этого вопроса, можно подумать, что психологи и эпидемиологи давно уже пришли к определенному согласию в этой области. Однако это не так, и причина в основном кроется в том, что граница между типичным и атипичным в большей степени зависит от выраженности признака и в меньшей – от типа нарушения. Большая часть детей, по крайней мере, время от времени демонстрируют некоторые виды «проблемного поведения». Например, в Соединенных Штатах родители сообщают о том, что:

• от 10 до 20% 7-летних детей все еще страдают непроизвольным мочеиспусканием по ночам, происходящим по крайней мере от случая к случаю;

• 30% детей беспокоят кошмары;

• 20% обкусывают ногти, 10% сосут большие пальцы рук;

• 10% ругаются достаточно часто для того, чтобы это можно было назвать проблемой. Другие 30% отличаются внезапными вспышками раздражения.

Такого рода проблемы, особенно если их проявление ограничено всего несколькими месяцами, с большим основанием могут быть отнесены к «нормальному» развитию. Обычно специалисты говорят об отклонениях или атипичном развитии ребенка только в том случае, если проблемы сохраняются в течение более 6 месяцев или проблема обладает крайней степенью выраженности.

Рассмотрение только таких ярко выраженных или долговременных проблем значительно сужает область исследований, хотя она остается обширнее, нежели думает большинство. Исследования предоставляет некоторые современные количественные данные относительно каждой серии паттернов отклонений. Часть этих цифр основаны на большом количестве информации, и их принимают большинство исследователей. Другие все еще остаются предметом спора.

К сожалению, в данном случае не обойтись простым суммированием, так как интересующие психологов категории во многом перекрывают друг друга. Например, многие дети с серьезным недостатком способности к обучению одновременно демонстрируют дефицит внимания или нарушения поведения. Однако, даже если учесть этот фактор, абсолютные цифры останутся удивительными: 14-20% детей и подростков страдают по крайней мере от некоторой формы значительной психопатологии. Если добавить к этому когнитивные нарушения, то общая сумма составит не менее 20%. То есть, по крайней мере, 1 из 5 или, возможно, даже 1 из 4 детей на определенном отрезке первых лет жизни продемонстрирует хотя бы одну из серьезных форм отклонения. В школах, детских поликлиниках и аналогичных учреждениях большая часть этих детей будут нуждаться в некотором виде специальной помощи.

Психологическое знание о динамике девиантного развития в целом, и о психопатологии в частности, было значительно углублено в последние несколько лет вследствие появления нового теоретического и эмпирического подхода, названного психопатологией развития, разработчиками которого являются такие исследователи, как Норман Гармези, Майкл Раттер, Данте Кикчетти, Алан Шрауф и другие. Эти теоретики сделали акцент на нескольких ключевых проблемах.

Во-первых, как нормальное развитие, так и отклонения в развитии основываются на одних и тех же базовых процессах. Для ясного понимания вопроса необходимо постичь сущность обоих вариантов развития и механизмов их взаимодействия. Задача психопатолога заключается в раскрытии этих базовых процессов, что позволяет понять, как они работают в случае нормального развития, и осознать причины существующих отклонений. Работы Алана Шрауфа, которые посвящены изучению последствий безопасных и небезопасных привязанностей и представляют собой хорошие примеры исследований, основанных на таких исходных посылках.

Во-вторых, данный подход имеет смысл в контексте развития. Теоретики этого нового подраздела науки заинтересованы в раскрытии особых механизмов, актуальность которых не ослабевает на протяжении всего детства и которые могут привести как к аномальному, так и к нормальному развитию. Шрауф использует метафору разветвляющегося дерева. Развитие ребенка может быть стабильно неадаптивным или адаптивным, а может характеризоваться первоначально хорошей адаптивностью, а в дальнейшем смениться плохой адаптивностью, и наоборот. Согласно данной точке зрения, психологи должны постараться проследить происхождение этих разнообразных путей развития, отвечая на следующие вопросы: каковы последовательности переживаний, ведущих к повышенному риску депрессии в подростковом возрасте? Какие пути развития ведут к делинквентности и другим вариантам антисоциального поведения или к отвержению сверстниками? Какие факторы могут подавить или усилить раннюю девиацию или направить первоначально нормальное развитие по искаженной траектории?

Стоит отметить, что, среди прочего, данная модель позволяет сделать вывод о том, что конкретный вариант неадаптивного поведения может быть обусловлен различными путями развития. НЕ стоит считать, что все депрессивные или делинквентные подростки характеризуются идентичными биографиями и одинаковыми детерминантами поведения. Отсюда следует, что один и тот же вариант терапии не будет эффективным для детей с похожими диагнозами.

Другой вывод заключается в том, что изменение в развитии возможно в любой момент, подобно дереву, которое всегда может пустить ветви в новом направлении. Однако справедливо и то, что последующие «ответвления» развития, по крайней мере, частично, ограничены ранними вариантами адаптации. Как говорит Шрауф: «Чем длиннее дорога неадаптивного развития... тем менее вероятно, что индивидуум сможет свернуть к пути позитивной адаптации».

Кроме того, его модель, делает более ясным следующий факт: психопатологи развития особенно заинтересованы в понятиях устойчивости и уязвимости. Одним из неожиданных результатов множества недавних исследований, в которых испытуемыми были дети, относимые к «группе риска» по тому или иному типу проблем, стал тот факт, что некоторые дети оказываются неожиданно жизнестойкими перед лицом стрессогенных обстоятельств. Помимо этого, регулярно проявлялась и другая сторона медали: некоторые дети производят впечатление неожиданно уязвимых, несмотря на то, что развиваются в поддерживающем окружении. Психопатологи развития, такие как Раттер и Гармези, не только внимательно исследуют способных к восстановлению детей, но и настаивают на том, что приведенные выше «исключения» из общих правил предоставляют важнейшую информацию о базовых процессах как нормального, так и аномального развития.

Увеличивающееся количество исследований, рассматриваемое в контексте данной модели, может помочь изучить происхождение и проявления многих психопатологий.

Половые различия и отклонения в развитии

Одним из наиболее удивительных фактов, относящихся к атипичному развитию, заключается в том, что практически все формы нарушений чаще встречаются среди мальчиков. Основным исключением является депрессия, которая чаще переживается девочками-подростками и взрослыми женщинами. За очень немногими исключениями, исследования влияния внешних стрессоров показывают, что мальчики оказываются затронутыми сильнее. Это же верно и в случаях:

• развода;

• разлада между родителями;

• психической болезни родителя и многих других.

В этих ситуациях мальчики чаще демонстрируют нарушения поведения, ухудшение учебной деятельности или некоторые другие признаки переживания стресса.

Как можно объяснить такие различия? Одно из объяснений заключается в том, что обладание лишней Х-хромосомой обеспечивает девочкам защиту против некоторых типов наследственных нарушений или аномалий. Очевидно, что девочки менее склонны к наследованию любых рецессивных болезней, передаваемых Х-хромосомой. Кроме того, есть определенные данные, что на Х-хромосоме может находиться ген, влияющий на индивидуальную способность к эффективной реакции на стресс. Так как девочки обладают двумя Х-хромосомами, они реже страдают от любого расстройства данного гена. Если данное объяснение верно, то верным будет и то, что не все мальчики более уязвимы, но что мальчики чаще, чем девочки, обладают некоторыми незначительными неврологическими дисфункциями или высокой уязвимостью для различных стрессоров.

Два других физиологических фактора также могут быть важными. Во-первых, важную роль могут играть гормональные различия. Так как важное значение мужских гормонов в агрессивном поведении известно, не будет большим преувеличением предположить, что повышенный уровень нарушений поведения среди мальчиков может быть тоже определенным образом связан с гормональными вариациями.

Вторым вероятным физиологическим фактором является сравнительный показатель физической зрелости мальчиков и девочек. Так как девочки любого возраста обладают большей физической зрелостью, чем сверстники-мальчики, они могут обладать большим количеством ресурсов для решения различных проблем. Например, исследователи часто обнаруживают, что младенцы мужского пола более раздражительны и менее способны к достижению физического и эмоционального равновесия после угнетения. Так как такая же раздражимость наблюдается и у младших детей, проблема может быть связана не с принадлежностью к мужскому полу, а с незрелостью.

Послеродовые переживания также могут вносить вклад к различные степени девиации. Одна из гипотез состоит в том, что взрослые просто более толерантны к деструктивному или проблемному поведению мальчиков. Согласно этой точке зрения, мальчики и девочки первоначально одинаково реагируют на стрессовые ситуации, однако мальчики рано научаются тому, что различные формы реакций, такие как взрывы гнева или непослушание, рассматриваются как приемлемые и не приводят к серьезному наказанию. Девочки же, к которым взрослые относятся по-другому, учатся подавлять свои реакции, возможно, даже интернализовывать их. Подтверждение данной гипотезы зиждется на фрагментарных данных. Изучение тех культур, в которых как мальчики, так и девочки отучаются от напористого и агрессивного поведения, могли бы предоставить нам очень полезные данные для проверки предложенного выше объяснения.

Каким бы ни было объяснение, остается удивляться тому, что девочки, судя по всему, менее уязвимы и реже демонстрируют практически любой из вариантов отклонения в развитии. Равно удивительно и исключение из этого правила: депрессия среди девочек-подростков. Если девочки в целом более жизнестойкие, лучше справляются со стрессом, то почему стрессы пубертата и юности связаны для них с такой широкой распространенностью депрессий? Имеем ли мы дело с чисто культурным феноменом? Опять-таки межкультурные исследования могли бы быть очень полезными для «просеивания» различных возможных причин.

В заключение стоит прояснить, что те дети, чье развитие является аномальным, в некотором отношении гораздо более схожи с нормально развивающимися детьми, нежели отличаются от них. И слепые, и глухие дети формируют привязанности практически таким же образом, как физически и психически нормальные дети. Дети с нарушениями поведения проходят через те же стадии развития, что и их более приспособленные сверстники. Общаясь с атипичным ребенком, очень легко поддаться чувству различности. Но, как считают Шрауф и Раттер, речь идет об одних и тех же базовых процессах.